Любовница Иуды. Роман - А. Гайсин

Следователь незаметно нажал на кнопку вызова, вмонтированную в стол. В кабинет скользнул дежурный сержант с большой серебристой тарелкой, накрытой несвежей салфеткой. Поставив тарелку перед Иудой, он сдернул салфетку жестом заправского официанта – в ноздри ударила запашистая волна от жареной картошки и мяса, вызвавшая в пустом желудке Иуды болезненные спазмы. На краю тарелки лежала зелень – к ней Иуда потянулся в первую очередь: нежно погладил, понюхал и попробовал на зубок.

– Это мне? Спасибо, добрый человек. Бывало, я эти горькие травы смачивал во фруктовом взваре с вином и поглощал вместе с пасхальным барашком. Кстати, что это за мясо? Никак не пойму.

– Ешьте-ешьте! – Следователь заерзал в кресле. – Это отличная свининка, юный поросеночек, хрю-хрю. Вы её с минеральной водичкой. Пивка, жалко, нет…

– Свинина? – Иуда слегка отшатнулся и понурился, отложил вилку на поднос. – Я её и через пять тысяч лет не стану есть. Спасибо.

– Но почему? Такое сочное молодое мясо. Только что из столовой. Свой обед вам отдаю! – В голосе следователя послышалось раздражение.

– Извини, начальник. Но так меня воспитали. Ибо так заповедал Моисею Господь в пустыне. А значит, и всем сыновьям Израилевым. Вот когда у меня отнимут память, тогда… Видите ли, у некошерной свиньи копыта хоть и раздвоенные, и на копытах разрез глубокий, как у коровы, но свинья не жует жвачку. Потому и нечиста для нас. Как и верблюд, и тушканчик, и заяц.

Джигурда вздохнул с тоскливой судорогой и скомкано перекрестился.

– Вы и меня заставите поверить в вашу миссию.

Зло и резко затрещал на столе телефон. Джигурда покосился на аппарат с пугливым изумлением, словно во всё время разговора был выключен из реальности и лишь теперь включился снова благодаря звонку. Осторожно взял трубку, и лицо его приняло выражение унылой собачьей покорности. Отвечал чиновник односложно и обтекаемо, иногда взглядывая исподлобья на сморенного тяжким испытанием Иуду. Потом с каким-то отвращением бросил трубку на рычажок и суетливо закурил, обволакивая себя фиолетово-сизым смогом. Наглотавшись дыма, вышел из кабинета и минут через семь опять вошёл, чем-то весьма утешённый.

– Что ж, оставайтесь голодным, господин Искариот. Пойдемте. Нас ждут.

Следователь первым скрылся за дверью, обитой черным дерматином. Иуда последовал за ним в тесный, по-вечернему освещенный коридор с двумя рядами жестких стандартных стульев вдоль стен. На ходу удивился тишине и почти ночному безлюдью, ведь ещё недавно отсюда доносились громкие возгласы и топот сапог. Лишь две молодые женщины с напряженно застывшими лицами сидели под выцветшим плакатом. Иуда скользнул по ним равнодушным взглядом. Но вдруг отметил странность: не только женщины, сидевшие так, словно только что проглотили отраву, но и следователь не спускали с него удивленно расширенных глаз. Иуде стало не по себе: неужели у него действительно такой непотребный вид? И вдруг, сделав ещё несколько шагов, он услышал за спиной, грохот отлетающих стульев и радостно-изумленные вскрики: «Венечка!», «Яша!».

От испуга у него задрожали колени, и опять возникло сильное искушение сбежать. Но было поздно: плачущие женщины мгновенно повисли на нём, как дорожная поклажа на верблюде-дромадере. Они оглушили Иуду счастливыми воплями и поцелуями, тормошили бесцеремонно и щекотно, как резиновую игрушку, – каждая норовила оттащить его на себя, словно последнюю штуку дефицитного товара на прилавке. Чуть погодя возбужденные женщины немного остыли – и с ненавистью взглянули друг на друга. Воспользовавшись заминкой, та, что была помощней, сверкая золотыми зубами, серьгами и кольцами, отпихнула к стене более мягкую заплаканную блондинку и показала той крупный кулак…

– Ты чего на моего мужика рот раззявила?! Очумела?! Ведь только намедни схоронили твоего баптиста. Думаешь, он воскрес, как Лазарь? Не надейся. Это мой Яша – разве не видно по глазам? Ведь так, Яшенька? Скажи этой дуре, чтоб отстала. Ну погулял маленько, пошкодничал, с кем не бывает. А теперь пора к родному очагу, в мои страстные объятия. Кто ж тебя так поцарапал, лапушка?

Но пухлоротая блондиночка в рыжем длиннополом пиджаке в клетку и такой же расцветки юбке не думала сдаваться: она упала на колени, вытянула молитвенно руки и поползла к ногам Иуды по изгвазданному полу.

– Нет, это мой Вениамин! Это он! У твоего Якова не было родинки на шее. Наш Господь, Иегова, совершил великое чудо, слава ему. Что же ты молчишь, Венечка? Муж ты мой дорогой и брат во Христе, ведь это же я, твоя Ксения, верная тебе до гроба! Как же наши деточки обрадуются. Они ведь так соскучились по тебе.

Ошеломлённый Иуда жалко и вопросительно посмотрел на следователя Джигурду. Раздосадованный чиновник сделал кому-то нетерпеливый знак рукой – двое дюжих ребят в синей форме выскочили из глубокой ниши в стенке и принялись энергично успокаивать разгорячённых женщин. А Джигурда ухватил Иуду за локоть и с силой потащил за собой вниз, по гулкой лестнице. На улице чиновник втолкнул его в салон голубого с красными полосами автомобиля, сел сам и, нервно смеясь, откинулся на мягкую спинку сиденья.

– Думал поймать вас на свинине и на святых чувствах. Но расколоть не удалось. Или вы на самом деле тот, за кого себя выдаёте или… гениальный актер-авантюрист.

– Я уже и сам не знаю, кто я такой, – вздохнул Иуда и мысленно обругал тех, кто так жестоко втянул его в эту неприличную затею: разве нельзя было, предугадав последствия, сотворить ему какую-нибудь другую плоть? Хотя бы иное лицо? Так нет: поручили дело каким-то бюрократам, а те в спешке или из соображений экономии вселили его дух в тело недавно погребенного сектанта, который к тому же по фактуре здорово смахивает на него, прошлого Иуду. Но может, это сделано не так случайно?

– А к этой Ксении.…у меня что-то шевельнулось, – тихо произнес он вслух, с интересом поглядывая в окно на проплывавшие мимо дома, всё больше – бараки.

– Вы хотите убедить меня, что ваше тело – не ваше?

– Моё было, потяжелей. Да и шерсти побольше… Впрочем, Бог с ним, спасибо и за этот сосуд, – улыбнулся Иуда. – Но вы не ответили мне: что с Марией Залетновой? Бабура к вам обращался за помощью?

– Сегодня утром звякнул. Отметился. В связи с вашим появлением. Разумеется, просигналил и в службу безопасности, – ответил Джигурда, изобразив на лице скуку. А Машу я видел в последний раз на другое утро после убийства Вениамина Кувшинникова. Она пришла ко мне домой, чтобы поплакаться. А может, и проститься…

– У вас такие… отношения? – Иуда с неприязнью покосился на плешивую голову чиновника.

– Она моя двоюродная сестра! – Джигурда осуждающе пошевелил бровями, между которыми прорезались глубокие вертикальные складки. – Маша рассказала жутковатую историю. Будто в девятом часу вечера позвонили в двери квартиры. Она посмотрела в дверной глазок – никого. Потом раздался повторный звонок. В соседней квартире тревожно залаяла собака. Маша прильнула к глазку, пригляделась повнимательней и смутно различила какое-то серое облачко или существо-призрак: оно издавало жалобный стон, словно умоляло впустить. Звонки продолжали раздаваться один за другим. Пьяный Бабура хотел открыть, но Маша не разрешила. Она перерезала провода звонка, и всё прекратилось.

– Мистика какая-то, – поморщился Иуда.

Машина затормозила возле громоздкого здания с лепными украшениями, расположенного в глубине ухоженного сада, окружённого металлической оградой.

Встреча с губернатором Ферапонтовым

Внутри здания пахло чистыми простынями, свежей ваксой и летучим холодноватым уютом, как и положено пахнуть хорошей спецгостинице. Мы имели счастье бывать здесь по делам газеты, и для нас тоже камертоном первоначального настроения служила матёрая пальма в самом центре вестибюля, широким зонтом раскинувшая свои ржаво-салатовые листья, похожие на перья страуса, который от страха сунул голову в дубовую кадушку с землей и выставил наружу хвостатый зад. От этой пальмы заструилась ласковая волна и в душу Иуды. Повеяло на него жаром полуденной пустыни, терпкой пылью паломнических дорог, ведущих в Иерусалим. Он подошёл к широкой кадушке, схваченной стальным обручем, погладил мохнатую кору ствола, потрогал вялые резиновые листья и улыбнулся следователю, – тот в это время с ершистым видом показывал администратору красную книжицу.

По поглощавшей звук шагов ковровой дорожке они поднялись на этаж выше, в ещё один сверкающий зеркалами коридор, где тоже пахло дальними странами, как на корабле, и очутились в просторной комнате-каюте, яркой от хрусталя и янтарных бликов на шоколадной полировке мебели из палисандрового дерева. Их встретил высокий грузноватый мужчина с лицом одновременно холено-породистым и грубо-солдатским, словно у какого-нибудь центуриона, читающего Катулла между сражениями. Это впечатление усиливал плотно пригнанный песочного цвета френч, выглядевший даже щеголевато в сочетании с бежевыми брюками и лакированными узконосыми туфлями, вкрадчиво поскрипывавшими при каждом шаге.